Весы судьбы - Страница 11


К оглавлению

11

Совершенно обессиленная, Агнес откинулась на спинку кресла. Ей показалось, что она спит и видит странный, нелепый сон. Как он посмел принимать решения за нее, растоптав ее чувства, гордость, независимость?

Отодвинув от себя тарелку с овсянкой, она потянулась за кофейником. Необходимо заставить себя собраться с мыслями. Разумеется, после такого поступка Гордона о браке не могло быть и речи, вопрос заключался лишь в том, как она объявит ему об этом.

Но тут же взгляд ее упал на стопку писем, лежавшую на подносе, и при виде знакомого до боли штампа налогового департамента сердце у нее упало. Осторожно, словно перед ней была бомба, Агнес вскрыла конверт. Ей сообщали, что если до января следующего года она не выплатит двойной налог на наследство (далее следовала астрономическая цифра), то имение с усадьбой и всем находящимся в ней имуществом будет арестовано и продано для уплаты за долги.

Агнес выронила из рук письмо и растерянно огляделась. В глаза ей бросилось светлое пятно на одной из стен. Некогда здесь висело полотно кисти Гейнсборо. Картина была продана после смерти прадеда для того, чтобы Тимоти Рокуэлл смог уплатить налог на наследство. Сейчас продавать было нечего — кроме себя самой…

Агнес зазнобило. Господи, ну почему Гордон не захотел облегчить ей выбор, не притворился, что питает к ней хоть какое-то подобие интереса и уважения. Пусть бы им обоим было ясно, что это всего лишь игра, притворство, но ей было бы легче пойти на этот неизбежный шаг. Но он не посчитал нужным щадить ее и недвусмысленно дал понять, что женится не на ней, а на имении и титуле, который она передаст его сыну.

Загремел телефон, и, не успев даже поднести к уху трубку, Агнес почему-то уже знала, что звонит Гордон.

Так оно и оказалось.

— В двенадцать я буду в Спрингхолле, — сдержанно, с характерным северо-английским выговором заявил он, — и счел возможным заранее договориться с этим вашим адвокатом, Ламбертом. Пусть он будет рядом. Поскольку речь пойдет о помолвке, ему сразу же придется заняться оформлением брачного контракта и других необходимых документов.

Гордон спешил. Он не оставлял ей времени на то, чтобы все хорошенько обдумать, и почти насильно принуждал к шагу, в разумности которого Агнес по-прежнему не была уверена. Она хотела сказать ему об этом, но он уже повесил трубку.

Агнес отчетливо представила, как будет происходить их объяснение. Он, в своем изысканном деловом костюме, решительным шагом войдет в комнату. Гордон вообще любил дорогую одежду, и она ему шла, но никакой наряд не мог скрыть того, что Тимоти назвал однажды флибустьерским нутром — чисто мужское высокомерное пренебрежение к любой опасности и любому препятствию, которое может оказаться на его пути. Аккуратная стрижка, рот, изогнутый в тонкой усмешке — хотя других женщин он одаривал ослепительной улыбкой, — таким он явится в ее дом за тем, чтобы на выгодных условиях купить ее душу и тело…

Агнес взволнованно поднялась из кресла и выбежала из гостиной. Мартин, виляя хвостом, понесся за ней.

Девушка вышла на парадное крыльцо. Стоял один из тех прозрачно-холодных сентябрьских дней, когда мороз и запах дымка смешиваются в воздухе, небо — ясное и бледно-голубое, а лучи солнца пронизывают золотую листву дубов и кленов, рассыпаясь в ней ослепительными пятнами.

Агнес хотелось прогуляться, и она задумалась, куда бы пройтись. Направо располагалась обветшавшая оранжерея, а слева — конюшни и псарня, где когда-то стояли верховые лошади и свора гончих. Агнес в былые времена любила ездить верхом, а вот если и охотилась за чем-то, то разве что за журавлем в небе. С младенческих пор ее отличало трепетное отношение ко всякой, пусть даже самой маленькой, жизни, и она всегда радовалась, когда охотники и гончие возвращались в Спрингхолл с пустыми руками.

Тимоти Рокуэлл, разумеется, не разделял девичьего прекраснодушия внучки. Для него, аристократа и военного человека, охота была истинно мужским видом спорта, а затравленный зверь — законной добычей, предметом гордости. Незадолго до его кончины, в разгар святок, члены местного охотничьего общества собрались в Спрингхолле. Прежде чем, оставив деда в усадьбе, выехать в лес, они пустили по кругу прощальный кубок с напитком, изготовленным по древнему рецепту Рокуэллов, пришедшему, согласно легенде, из Франции вместе с женой сэра Эдварда Рокуэлла. Род Жозефины д'Эрвез, изгнанный французским королем Генрихом IV из страны, был связан с могущественным французским кланом де Гизов, а значит — с дядьями Марии Стюарт по линии ее матери-француженки.

Охотники были в восторге и от напитка, и от легенды, и от оказанного им приема. Интересно, подумала Агнес, захочет ли Гордон продолжать традицию охотничьих сборов? Вполне возможно, коль скоро он собирается породниться с аристократической линией и подарить своему сыну ко дню его рождения титул графа.

Вопреки сложившемуся мнению, Агнес не страдала снобизмом и в душе восхищалась талантами и успехами Гордона. Если у нее и были сомнения по поводу предстоящего брака, то они не имели ничего общего с тем, что он вырос в трущобах Плимута, а она все свое детство и юность провела на полном обеспечении в родовом поместье.

Девушка взглянула на часы: уже десять. Гордон сказал, что придет в двенадцать. Одновременно должен появиться Рональд. То, что Гордон пригласил их семейного адвоката, означало серьезность его намерений.

Бедняга Рональд!.. Он так и не научился вести дела с такими прожженными дельцами, как Гордон, а потому, по-видимому, был обречен оставаться до конца жизни в должности скромного сельского адвоката. Агнес подозревала даже, что Рональд боится Гордона и прячет свой страх за чопорностью и формализмом, более приличествующими старой деве или пятидесятилетнему старцу, нежели двадцатишестилетнему молодому человеку в расцвете сил и возможностей.

11